Висновская, Мария

В шестом часу утра 19 июня 1890 года в квартиру офицера Гродненского гусарского лейб-гвардии полка (полк был дислоцирован в Варшаве) Лихачева явился его товарищ по полку 22-летний корнет Александр Бартенев и, сбросив с себя шинель, сказал «Вот мои погоны». Не успел Лихачев выразить свое удивление, как Бартенев сказал: «Я застрелил Маню», — и затем пояснил, что убил известную артистку Марию Висновскую. Лихачев, желая проверить это, разбудил своих товарищей Капниста и Ельца. Последние, узнав на квартире Висновской, что она с вечера ушла из дому и не возвращалась, отправились с данным им Бартеневым ключом на Новгородскую улицу, в дом № 14. В квартире, куда они вошли в сопровождении дворника и околоточного полицейского надзирателя, на диване лежала в одном белье мёртвая Мария Висновская. На трупе лежали одна на другой две визитных карточки Александ­ра Бартенева. На карточках рукой Висновской было написано следующее: 1) «Палицину. Приятель мой — благодарю за благородную дружбу нескольких лет... посылаю последний привет и прошу выдать все деньги, которые мне еще следует из театра за «Статую» 200 рублей в кассу и пенсию, прошу, умоляю». 2) «Человек этот поступил справедливо, убивая меня... последнее прощание любимой, святой матери и Александру... Жаль мне жизни и театра... Мать бедная, несчастная, не прошу прощения, так как умираю не по собственной воле. Мать — мы еще увидимся там, вверху. Чувствую это в последний момент. Не играть любовью!». У ног покойной лежала гусарская сабля^[3][4].

Бартенев на допросе признал себя виновным в убийстве Марии Висновской выстрелом из револьвера. Мотивы убийства он объяснил следующим образом. Он был любовником Висновской, но большой сце­нический успех, красивая наружность и сильно развитое кокетство Висновской привлекали к ней мужчин, и их посещения вызывали в Бартеневе чувство ревности. Под влиянием этой ревности и горя, что он не может жениться на Висновской, Бартенев часто говорил ей о своем намерении покончить с собой. Висновская же, охотно говорившая о смерти и окружавшая себя эмблемами смерти, под­держивала этот разговор и показывала банку, в которой, по ее словам, был яд, и маленький револьвер. Во время одно­го из таких разговоров Висновская спросила Бартенева: хватило ли бы у него мужества убить её и затем лишить себя жизни? В другой раз она взяла с него обещание, что он известит её об окончательном решении покончить с собой и даст ей возможность увидеть его и проститься с ним^[5]. Наконец, во время посещения ею Висновской на квартире на Новгородской улице Висновская якобы сказала Бартеневу: «Разве ты меня любишь? Если бы ты меня любил, то не грозил бы мне своей смертью, а убил бы меня». Бартенев возражал, что он может убить себя, но убить ее у него не хватит сил. Вслед за этим он прикладывал револьвер с взведенным курком к себе. «Нет, это будет жестоко, убить себя на моих глазах, что же я тогда буду делать», — якобы сказала Висновская и, вынув из кармана своего платья две банки — одну с опием, а другую с добытым Бартеневым, по ее просьбе, хлороформом, предложила принять вместе принять опий, и затем, когда она потеряет сознание, убить ее из револьвера и покон­чить затем с собой. Бартенев согласился. После этого они оба начали писать предсмертные записки. Висновская писала долго, рвала записки и опять начинала писать. Окончив свои записки раньше Висновской, Бартенев начал её торопить. После этого Висновская приняла опий вместе с вином, затем легла на диван и, помочив два носовых платка хлороформом, положила их себе на лицо. Через некоторое время Бартенев присел на край дивана, обнял левой рукой находив­шуюся без сознаия Висновскую и, приложив бывший у него в пра­вой руке револьвер к обнаженной груди её, выстрелил^[6].

Бартенев, которого на суде защищал Фёдор Плевако^[7][8], был признан виновным в умышленном убийстве и приговорен к восьми годам каторжных работ. Однако император Александр III заменил это наказание разжалованием в рядовые^[9].