Три оды

«Три о́ды» (рус. дореф. «Три оды парафрастiческiя псалма 143 сочиненныя чрезъ трехъ стiхотворцов изъ которыхъ каждой одну сложилъ особливо») — анонимная публикация 1744 года Императорской академии наук в Санкт-Петербурге спора трёх поэтов о поэтическом переложении церковнославянской Псалтири на русский язык. Как позднее стало известно, переложения 143-го псалма были написаны В. К. Тредиаковским, М. В. Ломоносовым, А. П. Сумароковым из-за дискуссии о семантике стоп ямба и хорея, которая положила начало силлабо-тоническому стихосложению в русской литературе.

Эпиграфом к «Трём одам» послужила цитата из Горация:

Симъ образомъ искусные стiхотворцы, и ихъ стихи, честь и славу себѣ получаютъ.

Оригинальный текст (лат.)
Sic honor, et nomen diuinis Vatibus, atque Carminibus venit.
— Гораций, О поэтическом искусстве, стихи 400—401[1]

История

В середине XVIII века на материале поэтических переложений псалмов была развёрнута философская борьба, в которой должна была решиться судьба будущей русской литературы, в которую включились почти все поэты эпохи[2]. Переложения 143-го псалма, по сути, продолжали линию, намеченную Симеоном Полоцким в «Псалтири рифмотворной»[2]. Переложения псалма были написаны В. К. Тредиаковским, М. В. Ломоносовым, А. П. Сумароковым из-за дискуссии о семантике стоп ямба и хорея, которая положила начало силлабо-тоническому стихосложению.

Инициатором состязания был Сумароков, и он же, видимо, первый и предложил выбрать для поэтического состязания 143-й псалом. Издание «Трёх од» выглядело как входящее в комплекс мероприятий ко второй годовщине восшествия на престол Елизаветы Петровны, и, возможно, поэтому за ним наблюдал генерал-прокурор Сената князь Н. Ю. Трубецкой[3]. Три переложения были написаны 8—31 августа 1743 года, после победы православных русских над лютеранами шведами и освобождения Ломоносова из-под караула, где он находился с конца мая из-за конфликта с немецкими профессорами.

Ломоносов, вообще склонявшийся к представлению о неконвенциональности знака, заявил, что метр изначально связан с определённой семантикой (через несколько лет в §§ 172—173 «Риторики» он припишет особое значение ряду русских гласных и согласных звуков). Сумароков поддерживал Ломоносова. Им противоречил Тредиаковский, доказывая, что ямб и хорей обладают одной метрической структурой, что утверждению об изначальной высокости ямба противостоит поэтическая традиция и что семантический ореол стихотворного текста формируют только стиль и лексика[4]. Переложения псалма сделаны по церковнославянскому переводу, надеясь, что власти немцев-лютеран в Императорской академии наук скоро будет положен конец — причина, почему для своих переложений три поэта выбрали именно 143-й псалом, молитву об избавлении от иноплеменников. Иносказательный религиозно-политический смысл переложений 143-го псалма раскрывался в сопоставлении с немецким переводом М. Лютера и должен был уязвить врагов Ломоносова и Тредиаковского в Академии наук.

Текст

А. П. Сумароков
Сумароков

Сумароков переложил псалом шестистишной ямбической строфой[5], и высмеивал многочисленные и ничем не ограниченные инверсии Тредиаковского[6]. Сумароков перенёс в русскую культуру все основные черты орденской (масонской) поэзии (подчинение единой цели, философский характер, склонность к дидактике, исправление нравов человека и несовершенства мира силой искусства, аллегорический и символический язык, понятный лишь посвящённым)[2]. Псалтирь была для Сумарокова трафаретом, в который вкладывалось иное (отличное от библейского) содержание, и материалом для различного рода экспериментов с формой стиха (от разностопных безрифменных ямбов до акростиха и сонета). Среди причин выбора Псалтири как идеальной готовой формы для масонских переложений наиболее существенными были философское содержание, полисемантичность, символичность, многовековая традиция аллегорического истолкования этого текста, а также личная форма его написания, допускающая сотворчество. Главные отличия переложений псалмов Сумарокова — намеренная семантическая неадекватность, свобода обращения со священным текстом, явно выраженное личностное начало, склонность к осовремениванию псалмов и морализаторству. Переложения Сумарокова содержат двойное дно — скрытый масонский смысл, созданный при помощи слов-символов и аллегорий.

В. К. Тредиаковский
Тредиаковский

Тредиаковский переложил псалом десятистишной строфой четырёхстопного хорея[5], экспериментировал с формой стихотворения, вводя в него многоуровневую синонимию (что увеличивает объём художественного произведения), однако не позволял себе изменять содержание псалма, в отличие от большинства своих последователей, он добивался сохранения полисемантичности почти каждой фразы Псалтири[2]. Тредиаковский утверждал, что героический стих должен быть сочинён непременно хореем, ибо иначе он «не красен и весьма прозаичен будет»[6]. Десятистишие (строфа), как и все остальные, написаны не чистым четырёхстопным хореем, а с осложнением стоп пиррихием и спондеем. Эти облегчённые (пиррихий) и утяжелённые (спондей) стопы позволяют создавать различные варианты сочетания ударных и безударных слогов, усиливая выразительность и образуя ритмическое и звуковое разнообразие поэтических произведений. Рифма имеет вид ababccdeed. Чередование мужских и женских рифм придаёт стихам резкое звучание, сменяющееся более мягким, за счёт женской рифмы. Текст поделён на три части, можно выделить вступление (строфы 1—3), основную часть (строфы 4—14) и заключение (строфа 15). Тредиаковский одобрил ломоносовское переложение, а сумароковское переложение осудил за излишнюю смелость метафор и разрыв логических связей. Тредиаковский использовал амплификацию (расширение, умножение слов), известную ещё в античных риториках, но получившую особенное распространение в поэзии европейского барокко[4], слово оригинала в парафрастической оде замещается синонимическим дуплетом, триплетом и так далее, где всегда существенными являются дистанции между сдвигами значения. Последовательно осуществляя приём амплификации во всей своей парафрастической оде, Тредиаковский нагнетал сложные эпитеты, абстрактно-живописные образы, сравнения, метафоры, в результате чего ода более чем вдвое превосходит по величине переложения Ломоносова и Сумарокова.

М. В. Ломоносов
Ломоносов

Ломоносов переложил псалом короткой четырёхстишной строфой четырёхстопного ямба[5], перевёл псалмы на русский язык стихами максимально точно не только с семантическим соответствием, как у Тредиаковского, но и с тождественностью на всех уровнях (лексическом, грамматическом, синтаксическом, фонологическом), от чего неизбежно терялась многозначность текста. Ломоносов вырабатывал стандарт перевода священного текста, как на другой язык, так и в другую семиотическую систему, систему художественного творчества. Единственное допущенное им отклонение от первоисточника — это расстановка собственных смысловых акцентов. По мнению Ломоносова, высокий одический стиль связан не с хореем, а с ямбом (как указывает Б. В. Томашевский, эту теорию он воспринял из немецкой метрики)[7]. Ломоносов возражал Тредиаковскому, что метру свойственна определённая ритмическая интонация. Ямбическая стопа «высокое сама собою имеет благородство, для того что она возносится снизу вверх, отчего всякому чувствительно слышна высокость её и великолепие следовательно, всякий героический стих, которым обыкновенно благородная и высокая материя поётся, долженствует состоять сею стопою». Таков же был ход рассуждения и Сумарокова.

Церковнославянский перевод
греческого текста
143-го псалма		 Ода первая iамбiческая
(Сумарокова)		 Ода вторая хореiческая
(Тредиаковского)		 Ода третiя iамбiческая
(Ломоносова)

Благословенъ Господь Богъ мой,
научаяй руцѣ мои на ополченiе, персты моя на брань.
Милость моя и прибѣжище мое,
заступникъ мой и избавитель мой,
защититель мой и на Него уповахъ:
повинуяй люди моя подъ мя.

Господи, что есть человѣкъ, яко познался еси ему? Или сынъ человѣчь, яко вмѣняеши его?
Человѣкъ суетѣ уподобися: днiе его яко сѣнь преходятъ.

Господи, преклони небеса, и сниди:
коснися горамъ, и воздымятся:
блесни молнiю, и разженеши я:
посли стрѣлы Твоя, и смятеши я.
Посли руку Твою съ высоты,
изми мя и избави мя от водъ многихъ, изъ руки сыновъ чуждихъ, ихже уста глаголаша суету, и десница ихъ десница неправды.

Боже, пѣснь нову воспою Тебѣ, во псалтири десятоструннѣмъ пою Тебѣ:
дающему спасенiе царемъ, избавляющему Давида раба Своего от меча люта.
Избави мя и изми мя изъ руки сыновъ чуждихъ, ихже уста глаголаша суету, и десница ихъ десница неправды:

ихже сынове ихъ яко новосажденiя водруженая въ юности своей,
дщери ихъ удобрены, преукрашены яко подобiе храма:
хранилища ихъ исполнена, отрыгающая от сего въ сiе:
овцы ихъ многоплодны, множащыяся во исходищихъ своихъ:
волове ихъ толсти:
нѣсть паденiя оплоту, ниже прохода, ниже вопля въ стогнахъ ихъ.

Ублажиша люди, имже сiя суть:
блажени людiе, имже Господь Богъ ихъ.

Благословенъ Творецъ вселенны,
Которымъ днесь я ополченъ!
Се ру́ки нынѣ вознесенны,
И духъ къ побѣдѣ устремленъ:
Вся мысль къ Тебѣ надежду правитъ;
Твоя рука меня прославитъ.

Защитникъ слабыя сей груди,
Невидимой своей рукой!
Тобой почтутъ мои́ мя люди
Подверженны подъ скипетръ мой.
Правитель бесконечна вѣка!
Кого Ты помнишъ! человѣка.

Его весь вѣкъ какъ тѣнь преходитъ:
Всѣ дни его, есть суета.
Какъ вѣтеръ пыль въ ничто преводитъ;
Такъ гибнетъ наша красота.
Кого Ты, Творче, воспоминаешъ!
Какой Ты прахъ днесь прославляешъ!

О Боже! рцы мѣстамъ небеснымъ,
Гдѣ Твой божественный престолъ,
Превышше звѣздъ верьхамъ безвѣснымъ,
Да преклоня́тся въ нискій долъ:
Спустись, да долы осветятся;
Коснись горамъ, и воздымятся.

Да све́ркнутъ молни, громъ Твой грянетъ,
Да взыдетъ вихрь изъ земныхъ нѣдръ;
Рази врага, и не востанетъ;
Пронзи огнемъ ревущій вѣтръ;
Смяти его пустивши стрѣлы;
И дай покой въ мои́ предѣлы.

Простри съ небесъ Свою́ зени́цу,
Избавь мя отъ врагъ моихъ;
Подай мнѣ крѣпкую десницу,
Изми мя отъ сыновъ чужихъ:
Разрушь бунтующи народы,
И станутъ брань творящи во́ды.

Не приклони къ ухо сло́ву:
Дѣла́ ихъ гнусны предъ Тобой.
Я воспою Тебѣ пѣснь нову,
Взнесу до облакъ голосъ мой,
И восхвалю Тя песнью шумной
Въ моей Псалтирѣ многострунной.

Дающу области, державу,
И царскій на главу вѣнецъ,
Царемъ спасеніе и славу.
Премудрый всѣхъ судебъ Творецъ!
Ты грознаго меча спасаешъ,
Даешъ побѣды, низлагаешъ.

Какъ, гроздъ росою напоенный,
Сыны ихъ въ юности своей;
И дщери ихъ преукрашенны,
Подобьемъ красоты церьквей:
Богаты, славны благородны;
Стада́ овецъ ихъ многоплодны.

Волы въ лугахъ благоуханныхъ,
Во множествѣ сладчайшихъ травъ,
Спокоясь отъ трудовъ имъ данныхъ,
И весь ихъ скотъ пасомый здравъ:
Нѣтъ вопля, слезъ, и нѣтъ печали,
Которыбъ ихъ не миновали.

О! вы щастливые народы,
Имущи таковую часть!
Послушны вамъ земля и во́ды,
Надъ всѣмъ, что зрите, ваша власть:
Живущіежъ по Творчей волѣ,
Еще сто крат щастливы болѣ[8].

Крѣпкiй, чудный, бесконечный,
Полнъ хвалы, преславный весь,
Боже! Ты единъ превечный,
Сый Господь вчера и днесь:
Непостижный, всеблаженный,
Совершенствъ пресовершенный,
Неприступна сокровенъ
Самъ величества лучами
И огньпальныхъ слугъ чинами,
О! Будь ввѣкъ благословенъ.

Кто́-инъ толь бы храбро ру́ки
Безъ Тебя мнѣ ополчил?
Ктобъ и пращу, а не лу́ки
Въ брань направить научил?
Всуе мечъ извлекъ бы въ дѣло,
Ни копьемъ сразилъ бы смѣло;
Буде бъ Ты мнѣ не помогъ,
Перстовъ трепетъ ободряя,
Слабость мышцы укрепляя,
Силъ Господь и Правды Богъ.

Нынѣ кругъ земны́й да знаетъ
Милость всю ко мнѣ Его;
Дух мой твердо уповаетъ
На Заступника Сего:
Онъ Защитникъ, Покровитель;
Онъ Прибѣжище, Хранитель:
Повинуя родъ людей,
Далъ Он крайно мнѣ владѣти,
Далъ правительство имѣти,
Чтобъ народъ прославить сей.

На мою́ какъ-зрю-я-по́длость,
И на то, что-бѣднъ и малъ,
А на прочихъ верьхъ и годность,
Чтожъ-их-жребiй-не-избра́лъ;
Вышняго судьбѣ дивлюся,
Такъ глася, въ себѣ стыжуся:
Боже! кто я ни́ща тварь?
Отъ кого жъ и порожденный?
Пастухо́мъ быть учрежденный!
Какъ? о! какъ могу быть Царь?

Толь ничтожному познался!
Червя точно Ты призрѣлъ!
Благъ и щедръ мнѣ показался!
И по сердцу изобрѣлъ!
Лучшель добрыхъ и великихъ?
Лучшель я мужей толикихъ?
Ахъ! и всякъ изъ смертныхъ насъ,
Гниль и прахъ есть предъ Тобою;
Нашъ животъ тѣнь съ суетою,
Дни и ста-лѣтъ токмо часъ.

Ты противныхъ истребляешь:
Преклони жъ Твой звѣздный сводъ;
И какъ-громы-устремля́ешь,
Осмотри, снисшедъ, злый плодъ:
Лишь-косни́сь горамъ, вздымятся;
Лишь-проле́й гнѣвъ, убоятся;
Грозну молнiю блесни,
То́тчасъ сонмъ ихъ разженеши,
Тучей бурныхъ стрѣлъ смятеши:
Возъярись, не укосни.

На защиту мнѣ смиренну,
Руку самъ простри съ высотъ;
Отъ враговъ же толь презрѣнну,
По великости щедротъ,
Даруй способъ, и избавлюсь;
Вознеси рогъ, и прославлюсь:
Родъ чужихъ, какъ-буйнъ водъ шумъ,
Быстро съ воплемъ набѣгаетъ,
Немощь онъ мою ругаетъ,
И прiемлетъ въ баснь и глумъ.

Такъ язы́комъ и устами
Сей злословитъ въ суетѣ;
Онъ скрежещетъ и зубами,
Слѣпо зрясь на высотѣ;
Смѣло множествомъ гордится;
Стройно воруженъ краси́тся:
А десница хищныхъ сихъ,
Есть десница неправдива;
Душъ ихъ скверность нечестива:
Тѣмъ спаси мя отъ такихъ.

Боже! воспою пѣснь нову,
Ввѣкъ Тебѣ благодаря:
Арфу се держу готову,
Звонъ внуши и гласъ Царя:
Десять струнъ на ней звенящихъ,
Краснымъ строем въ слухъ гласящихъ
Славу Спаса всѣх Царей:
Спаса и рабу Давiду,
Смертну страждущу обиду
Лютыхъ отъ меча людей.

Преклонись еще́ мольбою,
Се къ Тебѣ ея лiю,
Сокрушенъ падъ ницъ главою,
Перси, зри, мои бiю:
О! чужихъ мя отъ полчи́ща,
Самъ избави скоро ни́ща:
Рѣзвъ языкъ ихъ суета,
Въ праву руку къ нимъ вселилась,
И лукаво расширилась,
Хищна вся неправота.

Сiи славу посвящаютъ
Токмо множеству богатствъ;
Духъ свой гордо напыщаютъ
Отъ драгихъ вещей и братствъ:
Всѣ красуются сына́ми,
Ра́вно какъ-весна́ цвѣтами;
Дщерей всѣхъ прекрасныхъ зрятъ,
Въ златѣ, нѣжно намаще́нныхъ,
Толь нѣтъ Хра́мов испещренныхъ:
Тѣмъ о Вышнемъ не радятъ.

Ихъ сокровище обильно,
Недостатка нѣтъ при немъ,
Льетъ довольство всюду сильно,
А избытокъ есть во всемъ:
О́вцы въ по́лѣ многоплодны,
И воловъ стада́ породны;
Ихъ оградамъ не́льзя пасть;
Татю вкрасться въ тѣ не можно;
Всѣ тамъ тихо, осторожно;
Не страшитъ путей напасть.

Васъ, толь счастiемъ цвѣтущихъ,
Всякъ излишно здѣсь блажитъ;
Малъ чтитъ и великъ идущихъ,
Уступая жъ путь, дрожитъ:
О! не вы, не вы блаженны,
Вы коль ни обогаще́нны:
Токмо тотъ народъ блаженъ,
Богъ-съ-которымъ пребываетъ;
И всевѣ́чнаго-кой-знаетъ,
Сей есть всѣмъ преукраше́нъ[9].

Благословенъ Господь мой Богъ,
Мою́ десницу укрѣпивый,
И персты въ брани научивый,
Сотреть враговъ вснесенный рогъ.

Заступникъ и Спаситель мой,
Покровъ, и Милость, и Отрада,
Надежда въ брани и Ограда,
Подъ власть мнѣ далъ народъ святой.

О Боже! что есть человек?
Что Ты ему Себя являешь…
Отъ твари бо́льша быть вмѣняешь,
Котораго толь кратокъ вѣкъ.

Онъ утро, вечеръ, нощь и день
Во тщетныхъ помыслахъ проводитъ;
И такъ вся жизнь его проходитъ,
Подобно какъ ночная тень.

Склони, Владыко, небеса,
Коснись горамъ, и воздымятся;
Пусть паки на землѣ явятся
Твои ужасны чудеса.

И молнию Твою блесни
Бросай отъ странъ гремящихъ стрѣ́лы;
Рассыпь враговъ Твоихъ предѣлы,
Какъ плевы бурей разжени.

Меня объялъ чужой народъ,
Въ пучинѣ я погрязъ глубокой;
Ты съ тверди длань простри высокой,
Избавь меня отъ многихъ водъ.

Вѣщаетъ ложь языкъ враговъ,
Уста обильны суетою,
Десница ихъ сильна враждою,
Скрываютъ въ сердцѣ лесть и ковъ.

Но я, о Боже, возглашу
Тебѣ пѣснь нову повсечасно:
Я въ десять струнъ Тебѣ согласно
Псалмы и пѣсни приношу.

Тебѣ Спасителю Царей
Давiда въ храбрости прославльшу,
Отъ лютаго меча избавльшу,
Что врагъ взмахнулъ рукой своей.

Избавь меня отъ хищныхъ рукъ,
И отъ чужихъ народовъ власти:
И рѣчь полна тщеты, напасти;
Рука ихъ въ насъ наводитъ лукъ.

Подобно масличнымъ древамъ
Сыновъ ихъ лѣта процвѣтаютъ;
Одеждой дщери ихъ блистаютъ,
Какъ златомъ испещренный храмъ.

Пшеницы полны гу́мна ихъ,
Нещетно овцы ихъ плодятся,
На тучныхъ пажитяхъ хранятся
Стада́ въ травѣ воловъ толстыхъ.

Цѣла обширность крѣпкихъ стѣнъ
Вездѣ столпами утвержденныхъ;
Тамъ вопля въ стогнах нѣтъ стѣсненныхъ,
Не знаютъ скорбныхъ тамъ временъ.

Щастлива жизнь моихъ враговъ!
Но тѣ свѣтляе веселятся,
Ни бурь, ни громовъ не боятся,
Которымъ Вышнiй Самъ Покровъ[10].

См. также

Примечания

  1. ↑
  2. 1 2 3 4 Г. А. Химич, Стихотворные переложения псалмов в отечественной поэзии XVII—XX веков, Москва, 2002
  3. ↑ «Три оды парафрастические псалма 143»: религия и политика в поэтическом состязании…
  4. 1 2
  5. 1 2 3 М. В. Ломоносов и Академия наук
  6. 1 2 Анализ «Парафразиса псалма 143» В. К. Тредиаковского, О. А. Страхова
  7. ↑ А. Б. Шишкин, Поэтическое состязание Тредиаковского, Ломоносова и Сумарокова, стр. 233
  8. ↑ Три оды
  9. ↑ Три оды
  10. ↑ Три оды

Литература

  • В. К. Тредиаковский. Псалтирь. 1753. — Падеборн: Ferdinand Schöningh, 1989. — 752 с. — ISBN 3-506-71651-4.

Ссылки

Эта статья взята у (из) Wikipedia. Текст лицензируется по Creative Commons - Attribution - Sharealike. К медиа файлам могут применятся дополнительные условия.